Почему Китай думает по-другому

За современным, модернизированным Китаем стоит совсем иной тип мышления, чем тот, к которому привыкли европейцы. О том, как понять Китай, на открытой лекции в Парке Горького рассказал руководитель Школы востоковедения НИУ ВШЭ Алексей Маслов.

Может ли Россия провести реформы по китайскому образцу? Можем ли мы с Китаем стать не просто партнерами, но лучшими друзьями? По мнению Алексея Маслова, ответы на эти, часто задаваемые в последнее время, вопросы нужно искать не в сфере экономики или политики, а в сфере того, что называется «ментальными стереотипами»: во что верит и не верит средний китаец и как это соотносится с нашим образом мышления и поведения.

Мир русский, как и весь мир европейский, — это мир христианизированный, хотя и не обязательно религиозный. Европейцы постоянно обсуждают проблему внутреннего ментора, внутреннего приказчика. Кто-то с этой целью ходит в храм, другие верят в личного бога или просто в нравственное начало, которым определяется правильность или неправильность наших поступков. Несоответствие реальности и внутреннего идеала становится причиной внутренних терзаний человека и находит свое выражение в искусстве, литературе и даже политических учениях. Китайцу эта европейская драма не всегда бывает понятна.

Для китайца «нравственно» следовать заветам прошлого. Поэтому Китай не критикует прошлое, нет осуждения императоров, Мао Цзэдуна, неудачных реформ — их образ позитивный

Алексей Маслов рассказал, как однажды переводил на китайский язык пьесу Александра Вампилова «Утиная охота». Ее главный герой в течение дня вспоминает сцены из прошлого, «отматывает» назад свою жизнь, полную не очень красивых поступков, и знаменитый спектакль, поставленный по этой пьесе, заканчивается той же мизансценой, какой начинался. Китайцам, увидевшим этот спектакль, было непонятно, зачем он вообще нужен — ничего не происходит, герой не меняется, не совершает подвига. Его внутренние терзания остались как будто незамеченными.

Дело в том, считает Алексей Маслов, что в Китае никогда на протяжении почти пятитысячелетней истории не было внутреннего коррелятора, внутреннего модератора поступков, не было идеи единого приказывающего Бога. Так, в Китае нет единой священной книги, равно как и нет единой церкви. В даосизме есть даосский канон, собрание тысяч разных трактов («Хранилище Дао»), но их полностью никто не читал. У буддистов есть «Трипитака» —собрание буддистских сочинений их трех частей, причем разных для Китая, Индии и Японии. Раз нет единого бога — нет и его «наместника на земле». В Китае нет ни главного буддиста, ни главного даоса, ни главного конфуцианца.

 

Да, есть конфуцианские правила, которые знакомы большинству китайцев. Но, как напоминает Алексей Маслов, ученики записывали за Конфуцием в V веке до нашей эры, а уже в XI-XII веках нашей эры мало кто понимал, что именно хотел сказать Конфуций — понадобились комментарии к нему. «Это вечное комментаторство, попытка объяснить нынешнему поколению, о чем говорили прошлые поколения, и есть китайская традиция, — отметил профессор Маслов. — Эта традиция не предписывает нравственных идеалов, она предписывает следовать и поклоняться тому, о чем говорили предки».

Вот почему для Китая так важен ритуал. Это особый способ взаимоотношений человека и общества. В Китае человек «сверяется» с обществом (в науке это называется «внешним локусом контроля»). В Китае, если ты идешь против общества, ты теряешь лицо. Когда китайцам показывают великие произведения западного искусства ХХ века, они часто не понимают, в чем тут суть, потому что художественное творчество в Европе — это бунтарство и слом традиций, а в Китае, напротив, следование традициям.

Вспомните китайские пейзажи — лодка на волнах, горы, летящая птица, затерянная хижина в зарослях. Этот тип пейзажа был создан в IX-X веках, и с той поры поколения китайских художников повторяли его. Европейцы бы назвали это копизмом, плагиатом, а для китайца это воспроизведение образа мыслей и духа мудрецов прошлых поколений.

Часто задают вопрос: с кем Китай — с Россией или Америкой? Но это ложный выбор. Китай ни с кем, он поступит так, как выгодно поступить в конкретной ситуации

Когда на китайский язык пробуют перевести слово «нравственность», получается «Дао Дэ», то есть «благодать пути-Дао». Для китайца «нравственно» следовать заветам прошлого. Поэтому Китай не критикует прошлое, нет осуждения императоров, Мао Цзэдуна, неудачных реформ — их образ позитивный. Европа свое прошлое критикует постоянно, пытаясь его преодолеть и исправить и вечно оправдывается сама перед собой.

Вместо единого Бога китайцы верили в духов, причем во многих сразу. Европейские религиозные традиции четко регламентированы — вы не можете в православном храме креститься на католический манер. Китаец может помолиться в буддийском храме, потом пойти в даосский храм, потом прийти домой, где у него стоит конфуцианский алтарь с табличками с именами усопших предков — и ничего у него в голове не «сбивается». В китайской религиозной традиции духовное усилие ничем не ограничено — вы можете стать живым Буддой, можете слиться с Дао, и вас при этом не объявят сумасшедшим или сектантом.

Религиозная практика в Китае — это еще практика регулирования здоровья, «энергетических потоков» в организме человека (отсюда иглоукалывание, травы, напитки, которыми сегодня, не понимая их исходного назначения, увлекаются люди во всем мире). Про регулирование циркуляции энергии были написаны и самые ранние китайские трактаты — о правильной сексуальной жизни. А в Европе эта тема считалась неприличной, девиантной, она скрывалась.

Возможно, главное, что нужно понимать политикам о Китае, — это то, что он прагматичен, а нравственный выбор – всегда ситуативен, а не абсолютен. Часто задают вопрос: с кем Китай — с Россией или Америкой? Но это ложный выбор. Китай ни с кем, он поступит так, как выгодно поступить в конкретной ситуации. Изменится ситуация — Китай поступит совсем по-другому. Такое корреляционное мышление и адаптивное поведение и позволяет китайской цивилизации существовать уже много тысячелетий, считает Алексей Маслов.